Графские развалины - Страница 23

Она приняла душ и направилась в спальню, он зашел в ванную вторым, когда вышел – Жанна уже лежала на кровати, не погасив свет, совершенно обнаженная, никакого суперэротичного белья на ней не было… Лежала на боку, опираясь на один локоть. Наверное, Жанна считала эту позу самой выгодной для одновременной демонстрации и груди, и бедер, – и обоснованно, грудь и бедра оказались у нее действительно прекрасные, но…

Потом Кравцову казалось, что все у них хрустнуло и пошло мелкими трещинками как раз в ту секунду – когда он увидел на ее бедре прыщик. Обычный прыщик – небольшая красная припухлость и вовсе уж крохотная белая головка, ерунда, мелочь, через два дня пройдет без следа… Но именно тогда все кончилось, не начавшись. А может, тот злосчастный прыщик был ни при чем, просто взгляд на него совпал с моментом, когда Кравцов осознал окончательно: если все пойдет, как идет, эта женщина часто будет лежать здесь и в этой позе. А Лариса – не будет никогда. Даже призрачная, даже сотканная его воображением из разрозненных нитей воспоминаний – не будет. Потому что призраку женщины нет места рядом с другой женщиной, живой и реальной…

Нет, он не предложил ей одеваться и не сунул стольник на такси. Он лег рядом, и – внешне – все пошло, как и было задумано… Но будущего, общего будущего, у них не стало, – и Жанна чутьем, присущим всем женщинам, и умным и не очень, поняла это сразу.

Разошлись друзьями – в расставаниях с умными женщинами есть свои преимущества.

2

Обо всем этом Кравцов вспомнил, коротая время, оставшееся до встречи с девушкой Адой. Аделиной…

С девушкой, ворвавшейся сегодня утром в его жизнь совершенно неожиданно – при этом тем же способом, каким он сам привык появляться в жизни женщин.

С девушкой, немного похожей на Ларису. И – на другую женщину, созданную им самим из ночной тьмы и лунного света, на Лучницу, никогда не промахивавшуюся… Почему-то Кравцов-мистик был уверен – при нужде Аделина не промахнется тоже.

И не мечтай, старый хрыч, подал голос Кравцов-скептик, незачем ей такая дичь, есть у нее наверняка молодой щенок, не избавившийся от юношеских угрей, но способный часами дергаться под оглушающую как-бы-музыку молодежного ночного клуба… Потешит свою гордость, появится на публике под ручку с писателем, – и адью, мсье Кравцов.

Ну это мы еще посмотрим, поставил точку в споре Кравцов главный и единственный. Его, по большому счету, порой можно было взять «на слабо»…

От этих мыслей или еще отчего Кравцову захотелось опять прочитать свою сегодняшнюю сказку. Но включить снова компьютер он не успел. В вагончике погас свет.

И сразу стало темно, хоть вечер был и не поздний – графские руины прикрывали сторожку от заходящего солнца. Да и окна в ней – кроме одного, в бригадирской – оставались закрыты ставнями.

Кравцов чертыхнулся, прошел к пульту – совсем как в недавнем сне. Дернул рубильничек. И остановился. Замер…

Такого не могло быть – и тем не менее было.

Дело в том, что, осматривая домик с Пашей, он не заметил крошечные лампочки-аварийки среди многочисленных отверстий потолка, обшитого перфорированной картонно-асбестовой плиткой. Потом он их тоже не видел, тем более включенными… Наяву не видел.

ЛИШЬ В НОЧНОМ КОШМАРЕ.

Теперь – впервые – аварийное освещение зажглось в самой натуральной реальности.

Загорелись ДВЕ лампочки.

На ТЕХ ЖЕ местах.

И с ТОЙ ЖЕ еле-еле теплящейся яркостью.

Детали кошмара повторялись наяву со стопроцентной точностью. Такого не могло быть – и тем не менее было.

Спокойно, сказал себе Кравцов. Хватит на сегодня мистики. Все очень просто – я все-таки заметил эти крохотные стекляшки. Запомнил их местоположение – чисто подсознательно. Так же подсознательно вывел из размера возможную мощность. И – задвинул всю эту информацию на дальний угол чердака.

А потом…

Потом мозг лепил тот кошмар из обрывков реальных воспоминаний – из Пашкиного рассказа о кастровом провале, из историй о медленно затопляемых отсеках подлодок – после «Курска» их появилось предостаточно. И всплыла неосознанно запомнившаяся информация. Так что никакой мутной мистики.

Легче от логичного и здравого объяснения Кравцову не стало. Слишком много подобных объяснений требовалось в последнее время. Что ни шаг – ломай голову над рациональными причинами странного …

Впрочем, это не повод, чтобы сидеть при аварийном освещении и сажать аккумулятор. Кравцов прошел на кухоньку – днем заметил там стеклянную банку с полуоплывшей свечой, стояла она наверху, на фанерном как бы буфете.

На кухне аварийную лампочку посчитали излишней. Оно и правильно, нечего при ЧП шастать по холодильникам. Свет горит у начальника – потому что он начальник. И над выходом – на всякий случай.

Кравцов приподнялся на цыпочки, зашарил пальцами по изрядному слою пыли, покрывавшему буфет. И почти сразу нащупал – но не банку со свечой, а нечто плоское и широкое… Достал не то тетрадь, не то большой блокнот, в темноте не разобрал. Продолжил поиски – и через минуту в бригадирской затеплился дрожащий желтый огонек.

Вторичное чтение Танюшкиной сказки отменилось. Забытую кем-то тетрадь тоже стоило посмотреть при нормальном свете. Ну а переодеться и собраться можно и при этом прадедовском освещении.

Если бы Кравцов тогда знал, как все повернется и чем все закончится – сел бы читать тетрадь немедленно, плюнув на темноту и предстоящее свидание – хоть при свече, хоть при лучине, хоть при зажигаемых одна за одной спичках…

Но он не знал.

3

У девушек считается хорошим тоном помучить кавалера перед первым свиданием, опоздав минут на двадцать-тридцать, и Кравцов ожидал чего-то подобного, – но Ада пришла вовремя. Они с Кравцовым подошли к «Ориону» одновременно, с завидной английской точностью.