Графские развалины - Страница 35

Надо сказать, что жизнь в Царскосельском пригородном районе Питера и в Гатчинском районе Ленобласти различалась – и не в пользу спасовцев. В торпедовские дома горячая и холодная вода, отопление и газ попадали по трубам. В Спасовке – колодцы и колонки, печи, приткнувшиеся к домам железные шкафы с газовыми баллонами. У жителей Торпедо стояли телефоны с городскими семизначными номерами, а в Спасовку приходилось дозваниваться через межгород.

Естественно, торпедовские и спасовские парни – по крайней мере, во времена юности Кравцова – не слишком-то ладили. Хотя справедливости ради надо сказать, что с жителями Антропшино – деревни тоже областной, протянувшейся по противоположному краю долины Славянки – юные спасовцы враждовали куда более ожесточенно, дело доходило до драк стенка на стенку. Но корни той вражды уходили во времена, когда и фабрики, и поселка Торпедо в природе не существовало.

…Улица, по которой они катили, вырвалась из поселка на простор полей, асфальт под колесами исчез. Километра через полтора Паша свернул на пересекавшую их путь бетонку – старую, заброшенную, с пробивающейся сквозь трещины бетона зеленью.

– На полигон едем? – только сейчас догадался Кравцов.

– Туда, туда… Не забыл еще дорогу? Военные с того места лет десять как ушли. У меня, честно говоря, есть по поводу полигона большие планы…

То, что они именовали «полигоном» – огромный кусок пересеченной местности, обнесенный колючей проволокой с вышками и запретками, со щитами, запрещающими проход и угрожающими стрельбой на поражение, – был муляжом, фальшивкой. Надо думать, люди в высоких штабах и с большими звездами на погонах считали, что потенциальный противник, увидев на сделанных спутниками снимках взлетно-посадочные полосы с изредка выкатываемыми на них макетами самолетов, емкости ГСМ, бетонные коробки зданий и сооружений, – решит, что здесь имеет место база стратегической авиации. И в случае серьезного конфликта понапрасну истратит пару-тройку боеголовок.

Впрочем, чтобы не впасть в заблуждение, заморским супостатам достаточно было внедрить своего агента в компанию, к которой принадлежали Кравцов и Пашка. Пацаны не раз тут бывали и досконально знали, что есть и чего нет на «секретном объекте». Несмотря на грозные плакаты, пролезали они сквозь пестревший прорехами периметр беспрепятственно – взвод, имитировавший людское копошение на лжеаэродроме, нес свою службу более чем небрежно.

– И что же у тебя за планы? – спросил Кравцов. – Насколько я помню, земля там никудышная, лес тоже – в основном осина, да и не сплошной – островами, рощами. Совершенно бесперспективное место. Разве что – как мы – весной на вальдшнепов поохотиться.

– Вот именно! – воодушевился Пашка. – Именно охота! Ты знаешь, что перед Первой мировой войной министерство императорского двора положило глаз на «Графскую Славянку»? Я еще не рассказывал? Тогда слушай.

Краем уха пацан-Ленька слышал об этом в детстве – старики говорили, что одно время владел графским дворцом последний император. Но никаких подробностей Кравцов не знал.

По словам Козыря, к началу двадцатого века заповедник Гатчинской императорской охоты, несмотря на тщательную охрану, количеством дичи несколько истощился – и бывшее владение графини Самойловой решили приспособить под «охотничий домик» для семейства Романовых, поближе к более богатым зверьем и птицей угодьям, на которых ныне находится как раз полигон. Полностью задуманную реконструкцию «Графской Славянки» (вернее, «Царской Славянки» – переименовали в середине XIX века, когда графиня продала имение «в казну») так и не закончили. Даже большой пруд в графском парке (прозванный позднее Торпедовским), выкопанный в форме вензеля «S», – не успели переделать на «R» – помешали Первая мировая и революция… Так что писатель Кравцов обитает сейчас не где-нибудь, а почти в императорской резиденции, – последний самодержец хоть и не был, подобно иным монархам, в охоту влюблен самозабвенно, однако несколько раз новоприобретенную недвижимость посещал, причем вместе с семейством.

И если уж возрождать руины, то именно в этом – охотничьем – качестве.

– Понятно… – протянул Кравцов. – Неплохо задумано. До сих пор валютные охотничьи туры организовывали в глубинке, у черта на куличках, а тут можно включить в программу той же турпоездки и красоты императорских загородных резиденций… Сегодня какой-нибудь новозеландец осматривает, разинув рот, фонтаны Петродворца; назавтра палит на бывшем полигоне по жуткому русскому медведю, которого только что, за кустами, выпустили из клетки; послезавтра любуется Павловским дворцом-музеем. Поздравляю, неплохо придумано. Особенно если учесть, что стрелки из туристов обычно хреновые, а медведи – звери живучие…

– Ничего ты не понял, – сухо сказал Козырь. – И, по-моему, просто пересказал одну дебильную комедию. Не по твоему сценарию снимали? У меня план другой. Те туристы, что шляются с видеокамерами по Петродворцу и тащатся от Монплезира и «Самсона, склоняющего льва к оральному сексу», – дешевки. А в Европе есть очень богатые люди. Я вовсе не собираюсь устраивать здесь отель туркласса с большой проходимостью. Нет, тут будет все как полтора века назад. И гостей дворец сможет принять человек пять-семь, как при графине Самойловой. Не считая их обслуги, разумеется. Но это будут очень богатые гости.

– Где же ты найдешь таких? – скептически спросил Кравцов. – Это какой-нибудь клерк из Брюсселя, просматривая рекламы перед отпуском, увидит, что тур в Питер куда дешевле, чем в Венецию, – и прилетит. С представителями высшего света такой номер не катит.